top of page

Динозавры на какое-то время вымерли, но яйца остались

  • Writer: Сергей Бондаренко
    Сергей Бондаренко
  • Sep 18
  • 4 min read

Свобода как образ будущего в 90-е годы


Новая работа из цикла лучших текстов-исследований конкурса “Человек в истории. (Пост)советский опыт” 2025 года. 


В основе каждой работы – выбранный автором/авторкой источник, а задача его исследователя – постараться разыскать в своем материале “образы будущего” – надежды, страхи, мечты, проекты, которые одновременно помогают лучше понять героя в прошлом и его исследователя/ницу в настоящем.  


Работа Дмитрия Н. построена вокруг небольшой серии биографических интервью, записанных с респондентами, которым в 1990-е годы было 20-30 лет. Будущее представлялось им неясным, но – если верить их свидетельствам много лет спустя, “свободным”. Отсюда основная смысловая кода этой работы “Свобода как образ будущего”.

Как и в остальных работах этого цикла – мы публикуем избранные фрагменты из источника (материалы интервью) и главные тезисы исследовательского дневника их автора.


“Мой выбор пал на 1990-ые. Именно тогда в России полностью перестраивается вся экономика с плановой на рыночную, происходит много эпохальных событий – развал страны, дефолт – быстро меняющаяся реальность также быстро должна была менять у людей образ их будущего. 


Важно, что это происходило не так давно и осталось много разнообразных источников и очевидцев, а события последних лет (в первую очередь полномасштабная война) снова возобновили дискуссию о том, как оценивать то время – пример тому сериал ФБК «Предатели» с десятком миллионов просмотров и шумихой вокруг него. 


Свобода воспринималась как что-то личное — возможность самому решать, каким будет твой путь. Будущее перестало быть чем-то определённым, заранее спланированным, системой. Оно оказалось в руках моих героев. Это чувствовалось даже в самых простых вещах.


В ходе работы я осознал, что образы будущего в 90-е были не столько мечтой о готовом счастье, сколько верой в сам процесс движения вперёд. И тем страшнее было разочарование: как со временем эта свобода начала исчезать. «Постепенно всё свернулось обратно — сначала незаметно, а потом уже в полный рост» — говорил мне один из респондентов. Страна, мечтавшая о переменах, снова повернула к авторитаризму, к диктатуре”. 


Интервью записано 23 апреля 2025 года, 

(собеседник попросил сохранить его анонимность)


О принятии перемен начала 90-х годов молодыми людьми

“ В этом возрасте – ты же ещё подросток, тебе нужно бунтовать против родителей, против существующего порядка, против сложившихся норм. А тут получается так, что твой бунт совпадает с бунтом, с революцией и получается, что ты-то прав, а поколение твоих родителей, для которых это всё травматично и они не понимают, как к этому адаптироваться и так далее, они неправы. А история на твоей стороне, от этого скорее были позитивные чувства, нежели ощущения стресса или травмы”.


Первая работа

“Я свой трудовой путь начал охранником на оптовом рынке. Меня, правда, уволили оттуда спустя неделю за то, что я был слишком креативный и стал использовать свое положение… Мне нужно было там поднимать и опускать шлагбаум, а также мне нужно было ставить музыку. Колонки были на весь рынок, и, соответственно, там был микрофон для каких-то там объявлений. Меня там, конечно, доставала вся эта ужасная попса, которая по вкусам всех этих продавцов ставилась.

 А я, значит, ставил такой контрабандой какого-нибудь там Гребенщикова или что-нибудь еще, получая скорее негативный фидбэк. И в какой-то момент мне там стали предлагать деньги за то, чтобы я НЕ ставил Гребенщикова. И тут меня осенило, что, соответственно, можно бы и брать деньги за песни по заявкам.

 А потом меня осенило, что раз есть микрофон, то можно делать рекламные объявления. Там, в таком-то ряду, в такой-то палатке, там типа роскошные, турецкие дубленки. Но там начальник охраны был человеком военным. Он это все не очень понимал и не очень любил, поэтому просто меня решил уволить, как слишком умного”.


Об отсутствии страха и наличии опасений

“Было ощущение, что такое <Гражданская война, вооруженный конфликт>  у нас в принципе невозможно. Мы не будем стрелять друг в друга, и если Советский Союз будет как-то сужаться или что-то такое, то это будет происходить скорее мирно. Конечно, это было очень наивно – почему-то по молодости лет все эти конфликты, например, армяно-азербайджанский, воспринимались не как проявление чего-то общего, а какие-то локальные истории, которые ни на что экстраполировать не стоит”.


“А опасались мы, конечно, реванша, опасались путча, опасались диктатуры, которая будет со стороны вот этих вот коммунистических красно-коричневых реваншистов. По крайней мере, я говорю про свою тусовку. 

Когда в 1996 году голосовали за Ельцина, я проголосовал два раза: взял открепительное удостоверение и проголосовал сначала там по месту прописки, где не проверили, что они мне выдали открепительное удостоверение. Потом еще поехал там, где была дача – и там еще проголосовал по открепительному удостоверению за Ельцина, только чтобы только не пришел Зюганов”. 


Экономика и волшебство дефолта

“Дефолт для меня был совершенно волшебным и радостным событием. Я уже работал в американской компании, у меня зарплата была в долларах. Перед августом 98-го года я занял, под определенные расходы, деньги у разных людей и у банков в рублях. Переживал, как я его буду отдавать, потому что, там долг был серьезный. И после того, как произошел дефолт, мое материальное положение, прям как-то резко поправилось. Я был самый нижний средний класс – и сразу взмыл где-то там в хороший средний класс, даже богатый. Стал каким-то королем жизни и даже как-то так процентов семьдесят-восемьдесят своей зарплаты мог откладывать”.


Перемены и возвращение авторитаризма

“Если честно, я не считаю, что был какой-то момент – вот как в фильме Певчих – в который страна свернула не туда или какие-то предатели. Как мне кажется, все это было понятно уже задним числом, конечно. Потому что все было, конечно, предсказуемо и органично”.

 

“Апельсины на яблонях не растут. На яблонях растут яблоки. Все институты, доставшиеся российским властям со времен СССР, были предельно слабыми.

И вот этот авторитаризм, собственно говоря, это же показатель слабости институтов во многом. Потому что если институты не могут выполнять свои функции нормально, то, как учил нас Вебер и другие умные товарищи, они подменяются диктаторскими или харизматическими механизмами, которые страдают неэффективностью и конфликтом интересов, и всем остальным. Да все это имело место в Советском Союзе едва ли не в большей степени, чем в России”.


“Люди, особенно в регионах, вообще не понимали, как это – партия должна быть одна. Партбилет на стол, если ты плохо работаешь. Динозавры на какое-то время вымерли, но яйца остались. Яйца вылупились, снова динозавры и повылезали, если других яиц-то нет, то что еще повылупляется”.


“Помню, как мы обсуждали, что Россия наконец вступит во все эти клубы и ей придется перейти на европейские стандарты, европейские или западные алгоритмы. Это будет такая франшиза, это будет Макдональдс, политико-административный Макдональдс. Но в чем, конечно, была наивность очень большая –  с одной стороны, материал сопротивлялся человеческий и совершенно не хотелось людям идти работать винтиками в систему Макдональдса. И эстетически им это было непонятно и неприятно”.


*****


Comments


bottom of page